Еще недавно автор этих строк,
В неодолимой гордости рассудком
Упрямо утверждая «силу слова»,
Говаривал, что ни единой мысли
Доступной человеку нет, пока
Мы знаком языка ее не свяжем:
И вот теперь — как бы ему в насмешку —
Два слова — два чужих двугласных звука
По итальянски, — повторять бы только
Их ангелам, загрезившим по росам —
Светлиночкам в Гермонских косогорах
Жемчужисто пронизанных луной,
Подобных сокровенным думам, или
Лишь душам дум, божественным виденьям,
Быть может выразимым только песней
На Лютне Израфеля (Серафима,
Которому Творцом дан дивный голос
Певучей всех!). А мне? — Увы, бессильно
Мое перо в моих руках дрожащих —
Невыразимо имя дорогое,
Тобой произнесенное, — ни мыслить,
Ни записать, ни даже только грезить
Не да́но мне, затем, что перед этой
Мечтою недвижимой и прекрасной,
Раскрыв глаза огромные, стою
Как у ворот раскрытых прямо в грезу.
Направо, влево и вперед открылась
Поверх величественнейшей гробницы
Без края даль в пурпуровых туманах, —
Но весь простор в едином: ты одна.
|
